Золушки при делах. Часть 2 - Страница 10

Редьярд разглядывал полотна, не торопясь, прохаживался, почесывая бороду, ухмыляясь и позевывая.

- Молодец мужик! – констатировал он, подходя к Дрюне и останавливаясь рядом. – Рисовать, и правда, умеет!

- Умеет, - тихо согласился шут, не отводя взгляда от картины.

На темном фоне, яркими хаотичными мазками, притягивающими взгляд, и в странном ракурсе, была изображена пышная дева, завернутая в красное покрывало, с распущенными темными волосами, в которых запуталась алая роза. Дева возлежала на медвежьей шкуре у очага, закинув аппетитные руки за голову и закрыв глаза. По теням под глазами, по припухшим губам и небрежно замотанному покрывалу, а более всего по улыбке – легкой улыбке удовольствия, было понятно, что она только что со страстью отдавалась любовным утехам.

- Да это же незабвенная матрона Клозильда Мипидо! – воскликнул Его Величество, придвигаясь.

Пятна краски слились в цветовую какофонию.

- Ой! – сказал король.

- Отойди подальше, братец, - посоветовал Дрюня, - ну что ты в нее носом уперся!

Редьярд послушался. Перед глазами будто повисла вуаль, которую хотелось смахнуть.

В нижнем правом углу полотна обнаружилось мускулистое тело смуглого красавца с рожками на голове, тянущего руку к розовым, с помпонами, тапочкам, небрежно брошенным на шкуру рядом со спящей. На лице демона, видимом вполоборота, играла усмешка, полная такого торжества и цинизма, что Его Величеству стало жалко нарисованную деву. Он снова вгляделся в нее и… моргнул.

Дева более не напоминала незабвенную матрону, а в улыбке тонких губ сквозила печаль предвидения. Другая открыла бы глаза да надавала вору по самое не хочу, дабы не обманывал честных богинь и не пользовался их слабостью для достижения собственных целей. Другая – но не эта!

Редьярд судорожно вздохнул, ощущая, как уходит драгоценное время – до того, как Аркаеш схватит Пресвятые тапочки, оставалась доля мгновения! Та самая доля, в которую решаются судьбы мира, а фортуна человеков совершает крутой поворот… Однако Индари не делала ни движения, признавая подуманное – уже свершенным.

На миг перед Его Величеством разверзлась бездна понимания, показавшаяся самым страшным из всего пережитого. Он сделал странное движение рукой, словно пытался снять с лица паутину, и отвернулся. Перед глазами плавали темные пятна. Король Ласурии только что заглянул куда-то, куда не стоило, и коснулся чего-то, ожегшего, как ядовитая плеть!

- Дар Богов… - произнесла архимагистр, которая, оказывается, давно стояла рядом с ним. – Истинный мастер не владеет никакой магией, кроме магии собственного гения! Истинный художник видит мир глазами Бога – вот и весь секрет!

Она резко обернулась, как будто почувствовала кого-то за спиной, и на миг Редьярду стало холодно.

- Нет, Ваше Могущество, нет, - покачал головой Дрюня, - наш истинный художник видел мир совсем другими глазами! Вглядитесь, на картине тончайшая паутина… Разве вы не видите?

- Где? – встрепенулся король.

Прищурившись, действительно увидел едва заметные нити, сквозь которые виднелась затененная комната, пылающий очаг, и женщина, обманутая любовником.

- «Похищение Пресвятых тапочек Индари демоном Аркаешем, увиденное сквозь творение обычного паука, куда более совершенное, чем любой из грехов» - вот полное наименование картины! – провозгласил Дрюня.

- Одинокий наблюдатель… - пробормотала Никорин и снова оглянулась.

- Мне срочно надо выпить! – выдохнул Его Величество. – Ники, отправляемся!

- Куда? – уточнила архимагистр.

- Куда угодно! – рявкнул король.

- Тогда в «Трюм», - улыбнулась она, хотя во взгляде сквозила печаль.

Редьярд не стал уточнять - почему? Как и он, она только что погрузилась в глубины собственного восприятия, из которых оказалось так непросто вынырнуть.

Светляки погасли один за другим, погрузив комнату во мглу.

- Подойдите ближе ко мне, Ваше Величество и Ваше Великолепие, - предложила Ники.

Ее Сила подхватила их и швырнула в портал. Архимагистр успела обернуться на сквозняк, вновь ощутимо прошедшийся по спине и затылку, и увидеть, как разгораются в темноте желтые глаза, полные боли и ярости.

***

Явственно журчала вода, остро пахнущая льдом. Лихай пошевелился и открыл глаза. Из расщелины в стене на пол, усыпанный каменным крошевом, падал узкий луч света. Белого света, возможного только там, куда лето заглядывало не больше, чем на три-четыре седмицы.

Стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, оборотень поднялся на четвереньки, оглядел мутным взглядом стены и потолок, от которых разило холодом. Дышать было тяжело – тигр знатно смял ему гортань, однако не прокусил, не порвал, и то хорошо!

Тигр!

Вспышка в сознании была такой яркой, что Лихо со стоном повалился обратно. Сначала пришло понимание, после – воспоминания. Там, где его поймали в ловушку, не было никакого тигра – он не ощущал запах, не слышал поступь лап подкрадывающегося хищника. Так откуда же тот взялся?

Вспомнились лукавые глаза полярной фарги. Заманила его в ловушку – как мальчишку! Да, оборотная сторона свободы – ее последствия…

Оборотень несколько раз проваливался в тяжелый сон, из которого выбирался с трудом. Мышцы ломило, а кости ныли, как у старика перед похолоданием, однако спутанному сознанию не удавалось проанализировать происходящее. Лишь одна мысль держала на плаву, не давая погрузиться на дно бреда – тигр! Ведь никакого тигра не было!

Он не знал, сколько прошло времени, пока на поверхность из бредового тумана пробилась мысль о том, что его специально чем-то опаивают, дабы был тих и покорен. Вода, действительно, стояла в миске – в углу зарешеченного закутка, в котором он себя обнаружил. Лихай перестал пить оттуда, довольствуясь влагой, слизанной со стен. И спустя несколько часов обнаружил, что может здраво соображать.